Пир во время тревоги: почему Россия раскололась на фронт и фуршет
Белгород снова горит. Над приграничными районами — взрывы, сирены, очередные новости о сбитых дронах и разрушенных домах. А в Москве в это время — светские рауты, вспышки фотокамер, вечеринки «для своих». Гламурные лица, бокалы с просекко, торты, в которые прыгают «ради хайпа», сообщают журналисты сайта pronedra.ru. Два мира, одна страна. Две реальности, разделённые не километрами, а пропастью смысла.
Фронт и фуршет
В окопах всё просто: грязь, усталость, железо, которое летит со свистом. Между обстрелами — несколько минут связи, чтобы написать домой, глотнуть тёплой воды, достать из кармана фотографию ребёнка.
В это время на другом конце страны глянцевые медиа транслируют иную жизнь — красные дорожки, смех, обсуждения новых коллекций и сплетен.
Читайте по теме: Красноармейск на грани: ультиматум ВСУ и ход спецоперации
Не в этом ли проявляется самый страшный симптом эпохи — утрата общности судьбы? Когда страна воюет, но не вся. Когда фронт — не у всех в сердце. Когда в одних окопах люди теряют друзей, а в других — подписчиков.
История, которая повторяется
Такое уже было. В Древнем Риме, когда легионы гибли на границах, а в столице праздновали очередные игры. В Париже — накануне Первой мировой, когда на фоне приближающейся катастрофы пили абсент под канкан.
В Петербурге 1916 года — когда бал в «Медведе» звучал громче, чем залпы артиллерии под Псковом.
Именно тогда поэт Маяковский писал:
«Если б он, приведённый на убой,
Вдруг увидел, израненный,
Как вы измазанной в котлете губой
Похотливо напеваете Северянина!»
Но израненные не видели — они умирали. А празднующие — не слышали, потому что музыка была громче совести.
Праздник как способ забыться
Человеку свойственно бежать от боли. Веселье часто становится не радостью, а лекарством от страха.
В позднем СССР тоже танцевали — под «Ласковый май», под обещания светлого завтра, под вкус заграничной жвачки. А страна уже разваливалась изнутри.
Сегодняшний гламур — та же попытка забыться. Отодвинуть тревогу, отключить новости, спрятаться за маской блеска. Но когда радость становится демонстрацией, когда безмятежность выставляется напоказ — она превращается в оскорбление.
Утраченный стыд как диагноз
Проблема не в том, что кто-то веселится. Проблема — в потере меры. Когда на фоне тревог и похорон устраиваются вечеринки «с дресс-кодом», когда блогеры смеются, пока матери в Белгороде хоронят сыновей, — общество перестаёт быть обществом.
Стыд — не слабость. Это внутренний регулятор, древний инстинкт, удерживающий человека от нравственной катастрофы. Там, где исчезает стыд, начинается разложение. И если простому человеку стыдно — а «элите» уже нет, — значит, она перестала быть элитой.
Государство без единства
В нормальной стране боль разделяют. Не все могут воевать — но все должны помнить, что идёт война. Когда в одном городе рвутся дроны, а в другом хлопают шампанским, страна перестаёт быть единой системой. Она превращается в набор параллельных миров, между которыми больше нет моста.
А ведь война — это не только фронт, это экзамен на зрелость нации. Кто-то сдаёт его с честью, кто-то — с позором.
Подлинная роскошь — сдержанность
Сегодня настоящая роскошь — не золотые торты и блёстки, а скромность. Умение не хвастаться, когда рядом боль.
Умение сохранять достоинство, когда вокруг рушится привычный порядок.
Те, кто действительно сильны, не нуждаются в показном веселье. Настоящее благородство — в молчаливом уважении к чужой боли.
Если не проснёмся — история повторит урок
История не мстит — она предупреждает.
Когда богатые перестают понимать бедных, когда гламур становится языком власти, а совесть — лишним словом, — начинается отсчёт до новой катастрофы.
Россия уже проходила этот путь. Имперская роскошь — перед революцией. Советская эйфория — перед распадом. И сейчас снова — пир во время тревоги.
Но время ещё есть. Можно остановиться, вспомнить, что мы одна страна, одна судьба, одна боль.
Потому что если в одних окопах люди гибнут, а в других — прыгают в торты, то история, как и всегда, сама решит, кого сметёт первым.
Ранее журналисты сайта «Пронедра» писали, что Белоусов «поджарил» Днепропетровщину: одна из крупнейших атак с начала спецоперации
